Today we went to the place we wanted to visit for a long time -- a monastery on the bank on Moscow river Yauza. It turned out to be the place where legendary Russian artist Andrey Roubliov was buried in 1300s. I made couple of pictures with my mobile, and surprise-surprise, they turned out all right.
Мне всегда казалась сомнительной эта паскалевская конструкция, которую не раз приходилось слышать из уст иных проповедников, поскольку в моем представлении Бог, в Которого стоит верить, предпочитает честного агностика расчетливому лицемеру. Призывать к вере на основании расчета затрат и результатов – значит опошлять религию. Взять к примеру решение Томаса Мора, который выбрал земную казнь, предпочтя ее вечному осуждению. Когда король повелевает одно, а Бог – другое, у человека верующего не остается выбора. Именно так, по слухам, Мор и ответил Генриху VIII: «Это подобно обоюдоострому мечу: если человек подчинится, то потеряет душу, если воспротивится – потеряет тело».
Многие последовали примеру Мора и отдали земную жизнь в надежде на получение вечного спасения. За свое мученичество (читай праведность) Мор был причислен католиками к лику святых.
Мне сложно понять, почему людей, твердо верящих в то, что они выполняют волю Бога, считают праведниками, а иногда даже героями. Они делают тактический выбор, который наилучшим образом соответствует их собственным интересам. Выбор этот является простым и логичным следствием расчета затрат и результатов. Кажется, что Томас Мор понимал это куда лучше, чем все те, кто носится с ним на протяжении всех последующих столетий.
Для человека, который искренне верит в то, что эта жизнь лишь нечто временное, что существует и вечность, избрать меч, чтобы расстаться с временной жизнью и сохранить душу, легко. Небеса вечны (ад в некоторых представлениях тоже), в то время как жизнь земная, особенно в том возрасте, в котором был Томас Мор, продлится всего лишь несколько лет. Соответственно, если Мор искренне верил в загробную жизнь, он не был героем. Избрав смерть вместо вечного поругания, он продемонстрировал ни что иное, как крепкую веру, а отнюдь не геройство. Отказ от нескольких лет земной жизни в обмен на вечность в небесах был хорошей сделкой, которая должна обеспечить ему почетное место в пантеоне искренних верующих, но никак не героев.
Основной вопрос остается прежним: почему искренне верующий человек считает, что благороднее делать что-то, чего от него требует Бог, вместо того, чтобы выполнять волю земного короля, ведь в его представлении Бог гораздо могущественнее любого монарха? Вообще говоря, подчинение воле существ, облеченных могуществом и властью никто и никогда не считал особой добродетелью, кроме, может быть, самих этих существ. Стал ли бы Томас Мор участвовать в геноциде, устроенном армиями крестоносцев в одиннадцатом столетии потому, что Бог и Папа приказали ему это? Если да, то можно ли назвать его нравственным человеком, положа руку на сердце? Этот вопрос относится не только к христианам. Интересно, почему иудеи превозносят Авраама за его готовность убить собственного сына, повинуясь приказанию Бога? Истинный герой, верящий в Бога, Который благословляет и наказует, воспротивился бы этому неправедному повелению, рискуя навлечь на себя Его гнев, точно так же, как истинный герой воспротивился бы Божьему повелению уничтожать женщин и детей язычников во время варварских крестовых походов.
Истинный герой – истинно праведный человек – есть верующий, который готов рискнуть провести вечность в аду, воспротивившись неправедному приказу Божьему. Человек по имени Леви Исаак из Бердичева, которого многие считают величайшим раввином восемнадцатого столетия, был таким героем. Он начал религиозный бунт против Бога, заявив, что не станет выполнять никакие божественные заповеди, если они ставят под угрозу благополучие еврейского народа. Поступая так, он рисковал навлечь на себя божественное осуждение, но это был героический поступок. Он позволил себе не согласиться с Богом, Который (и он абсолютно верил в это!) вполне был способен наказать его, но Который поступал по его мнению несправедливо. Бросая вызов Богу, он подражал поистине героическому поступку Авраама, который спорил с Богом по поводу Его готовности принести в жертву праведников вместе с грешниками в Содоме, и отвергал араамово же послушание, которое заставило того добровольно повиноваться неправедному Божьему повелению принести в жертву невинного Иссака (и уж точно – отвергал сверх-повиновение Иова, который извинялся перед Богом за то, что усомнился в Его справедливости, когда Бог и в самом деле поступил несправедливо, уничтожив детей Иова только для того, чтобы доказать что-то сатане).
Вот в этом и состоит основная загадка отношения к праведности религиозного человека, верящего в божественное наказание и благословение. Те религиозные вожди, которые избирают, кого считать святым и мучеником, не могут усидеть на двух стульях. Они не могут провозгласить кого-либо одновременно героем и верующим, потому что эти два титула не совмещаются друг с другом по законам логики. Верующего без тени сомнений нельзя назвать героем за то, что он выбирает смерть, предпочитая ее вечному поруганию. А настоящего героя нельзя назвать верующим без тени сомнений. Настоящие герои – это те, кто выбирает смерть во имя принципа – например, ради спасения жизни других – без обетования какого бы то ни было воздаяния или награды.
Мор мог бы получить статус героя только в том случае, если бы он был на самом деле лицемером, тайным атеистом, притворяющимся, что верит в загробную жизнь. Но в таком случае, он, конечно, лишился бы дифирамб, вознесенных в его честь по поводу непоколебимой веры или кристальной честности.
Конечно, здесь есть промежуточное положение. Мор мог быть кем-то, кто изо всех сил пытался верить, но так и не смог победить сомнения. Я думаю, что сегодня большинство думающих людей оказывается именно в таком положении. Если бы Мор действительно сомневался, то его решение принять смерть ради вечности сопровождалось бы определенным риском. Может быть, он отдавал синицу в своей земной руке, то что осталось от его телесного существования, за журавля в небесном саду, шанс получения вечной жизни? Однако и это было бы расчетом, пусть более сложным и вероятностным. (Не берусь утверждать, что все религиозные мученики рассуждают таким образом сознательно, но все мы определенно сталкиваемся с этой смесью веры, расчета и действия на каком-то уровне).
Пусть никто не считает, что верующие люди не могут быть истинно нравственными и праведными. Конечно же могут. Возможно, их поступки можно было бы назвать таковыми, если бы они делали что-то вне зависимости от вечного воздаяния или страха вечного поругания. Однако, это означает, что в той степени, в какой их внешнее поведение определено такими обетованиями и угрозами, его внутреннюю нравственную ценность, отличив ее от тактического расчета, измерить сложно. Другими словами, степень сомнения в моральности поступков верующих будет пропорциональна силе их веры: чем сильнее человек верит, тем больше сомнений в его нравственности может возникнуть, тем больше оснований подозревать, что в основе добрых дел лежит элементарный расчет. И наоборот: чем сильнее человек сомневается, тем более героическими станут его поступки.
Но что можно сказать об атеистах, агностиках и прочих субъектах, которые принимают нравственные решения, не взирая ни на какого бога и не принимая во внимания ни обетования, ни угрозы загробной жизни? Зачем им вести себя нравственно? Зачем им развивать в себе добрые черты характера? Почему бы им просто не поступать так, как лучше для них?
Даже в Библии есть примеры таких людей. Автор книги Екклесиаст достаточно ясно выражает отсутствие какой бы то ни было убежденности в существовании загробной жизни.
«Всего насмотрелся я в суетные дни мои: праведник гибнет в праведности своей; нечестивый живет долго в нечестии своем…
…Участь сынов человеческих и участь животных – участь одна: как те умирают, так умирают и эти, и одно дыхание у всех, и нет у человека преимущества перед скотом, потому что все – суета! Все идет в одно место: все произошло из праха и все возвратится в прах. Кто знает: дух сынов человеческих восходит ли вверх, и дух животных сходит ли вниз, в землю?»
Неудивительно, что Екклесиаст заключает, что «нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими: потому что это – доля его; ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?» А далее он начинает рекомендовать гедонистский подход к жизни, как ответ на отсутствие загробной реальности: «Познал я, что нет для них ничего лучшего, как веселиться и делать доброе в жизни своей. И если какой человек ест и пьет, и видит доброе во всяком труде своем, то это – дар Божий».
Екклесиаст не прав. Даже если и в самом деле нет никакой загробной жизни, есть веские причины, чтобы человек делал что-то большее, чем просто веселился и делал доброе, чтобы его потом увидеть. Истинно нравственный человек творит добро без всякого обетования какой бы то ни было награды или угрозы наказания, не занимаясь подсчетом затрат и результатов. Исполнение каких угодно Божьих повелений не делает человека нравственным. Это лишь говорит нам, что он искренне верит, но по сути его действия не отличаются от исполнения приказов всемогущего земного монарха. Готовность Авраама принести своего сына в жертву только потому, что так повелел Бог, не делает его праведным, а лишь свидетельствует о его послушании. Слишком много людей в этом мире перекладывает моральную ответственность на Бога точно так же, как это сделал Авраам.
Следовательно, для дискуссии о морали, нравственности и характере, полезно представить себе, что Бога, Который повелевает, вознаграждает, наказывает или каким-либо образом вмешивается в дела человека, не существует. Независимо от того, насколько это утверждение ложно или истинно – что бы ни означали эти категории в контексте веры – это полезный прием, помогающий оценивать истинный характер и нравственность. Точно так же, как Паскаль утверждал, что самым надежным вложением будет поставить все деньги на Бога, мы можем утверждать, что для того, чтобы определить насколько те или иные действия человека праведны, полезно предположить, что Бога нет. Есть удивительная хасидская притча, повествующая о раввине, которого спросили: может ли быть такая ситуация, в которой позволительно повести себя так, как будто Бога не существует. Он ответил: «Да, когда вас просят подать милостыню, вы должны сделать это так, как будто Бога, Который мог бы помочь этому бедняге, нет». Я думаю, то же самое истинно и в отношении дискуссии о нравственности и морали. Решение о том, какие действия предпринять, надо принимать так, как будто Бога нет. Необходимо также действовать так, как будто вас не может постичь никакое земное наказание или награда. Мы должны быть праведными людьми только потому, что это хорошо – быть праведным человеком.
На память приходит старый фильм, в котором женатый человек терпит кораблекрушение и оказывается на необитаемом острове с прекрасной незнакомкой. Через какое-то время он предлагает ей интимные отношения, утверждая, что «никто никогда не будет об этом знать». На что женщина возражает: «Я буду об этом знать». Именно такое испытание праведного характера можно считать достойным.
Что же тогда можно считать характеристикой нравственного поведения в мире, где нет угрозы божественного или человеческого наказания или обетования божественной или человеческой награды? В таком мире всякое доброе дело будет совершаться человеком, лишь потому, что он захочет совершить нечто доброе. Нравственное делание в таком мире станет означать поиск баланса между часто противоречивыми интересами – интересами своими и чужими, интересами настоящего и будущего, интересами своей семьи (племени, расы, пола, церкви, нации и так далее) и чужаков. С начала цивилизации люди стремились к тому, чтобы достичь этой золотой середины. Равви Гилель хорошо выразил это, сказав: «Если я не позабочусь о себе, то кто позаботится обо мне? Но если я буду заботиться лишь о себе, то чем я стану?»
Нравственный характер предполагает признание наличия эгоизма в каждом из нас и стремление к поиску баланса этого эгоизма с альтруизмом, к которому мы все призваны стремиться. Это сложно – достичь такого баланса, но ни одно определение праведности не может его игнорировать и оставаться завершенным.
Люди, занятые помогающей деятельностью, возможно больше, чем кто бы то ни было, нуждаются в твердом нравственном стержне, потому что их профессиональное поприще весьма тернисто в этическом отношении, оно изобилует искушениями пройти напрямик там, где нравственность требует идти в обход. Некоторые из нас найдут этот нравственный стержень в религии, иные – в философском разумении, а третьи – в кодексе этики, который мы все подписываем, прежде чем выйти на работу. Но каким бы ни был его источник, этот нравственный стержень должен стать тем мерилом, которым оцениваются все наши профессиональные суждения и поступки.
Заокский, июнь 2005
A day in Wiltshire gave me a lot of impressions apart from the Stonehenge itself. Town of Salisbury also was very nice. More pictures are in my Flickr album.
In early September this year I ended up in Britain on a business trip with a sudden one day of having nothing to do. So I went to Wiltshire to see the Stonehenge. There's a whole lot of the pictures in my Flickr Photo Album.
